в кусающий холод. Облака потеряли свою овечью шерсть; снежным пригорком стало каждое каноэ, наши бороды приобрели белый матовый цвет. И так, закутанные в наши саваны, мы проплыли в проходе среди больших гористых ледяных островов, пугаясь ледяных выступов, дрожащих тюленей и белых медведей с музыкальными сосульками, звенящими своими горностаевыми концами. Всюду высокими горными хребтами протянулись гладкие Анды, с их собственным морозом, дрожащие всеми своими куполами и вершинами. Ледяные осколки испуганно падали с утёсов и окунались в море.
Вширь и вдаль по всему простору сносились потоками целые города, ледяные башни которых обрушивались, падая к единому центру. В своих землетрясениях Лиссабон и Лима никогда не видели ничего подобного. Взбалтываемые и бросаемые кипящим потоком, они быстро уносились прочь, многократно возвращаясь, как бурые дельфины, спокойно подходящие к судам и снижающие волнение моря.
Наконец, обогнув подобный рогу мыс, который казался американским лосем в заливе и был довольно протяжённым, мы вышли на синие, почти озёрные, воды, безмятежные, как Уиндермир или Хорикон. Таким образом, от неистовых штормов юности мы подошли к штилю старости.
Но так как мы двигались к северу, море приобретало иной вид.
В отдалённых бесконечных перспективах появились колоннады водяных смерчей, поддерживающих купола небес на своих столбах, и яркие пятна, скользящие по ним вверх и вниз. Так же вот и в Лузе в своём странном видении святой Якоб видел ангелов.
Всё казалось безграничной пещерой со сталактитами, порождёнными облаками пара, опускающимися спирально, пока они не встречались с колоннами водоворота, исходящими из моря; затем, объединяясь, они бродили над водами, как призраки богов. Бывало, что на полпути они разделялись – вниз угрюмо погружалась водная половина, и далеко в небеса оттягивался пар. Так же и мы, находясь при смерти, частично раздваиваемся; наша земная половина всё ещё неизменна, но наши души уже летят туда, откуда они прибыли.
Мы вовремя достигли этой стороны Юга большого Колумбо, долго в течение дня ждали ветра и изумлялись в темноте.
– До чего же неподвижны облака! – крикнул Иуми. – Вон там! Далеко вверху: этот горный хребет со многими вершинами; они исчезают ниже, но остаётся виден слабый белый гребень.
– Не облака, но горы, – сказал Баббаланья, – обширный хребет, что пересекает Колумбо, с пришпоренными хребтами-рёбрами, которые укрывают глинистые долины с прожилками из серебряных ручьёв и серебряных руд.
Это была длинная, приведённая в боевую готовность линия вершин. И, поставленная в вышине на Востоке, эта тысяча обороняющихся пик продолжала стоять и отбрасывать Рассвет назад. Перед их фиолетовыми бастионами Аврора долго выстраивала свои копья и гремела своими золотыми доспехами. Наступление замерло. Но затем её уланы раздулись и получили свои сверкающие гребни, – их блестящие копья и украшенные гербами щиты в то утро восторжествовали.
Но пока мы этого не увидали и плыли в течение многих часов в сумерках, когда на той, более удалённой стороне гор, за границей, охотники уже, полагаю, были с утра на ногах в поисках своей славы.
Глава LXII
Они сталкиваются с золотоискателями
Теперь с северной части Западного берега Колумбо доносились те же самые дикие лесные звуки, что и с Восточного, где мы не высаживались, решив не проводить поиски среди тамошних враждующих племён. И после многих, многих дней мы разглядывали, нос за носом, все корабли, шедшие в северном направлении, широко раскрывшие паруса и сложившие вёсла, распугивавшие перед собой всех рыб.
Их обитатели не отвечали на наши оклики.
Но они спешили и с безумным ликованием в едином растянутом хоре пели такую песню:
Мы – смелые паломники,
К Златой земле
Скользим над волн клубами,
И ради золота
Трудиться мы хотим,
И каждый ждёт лишений.
Гляди! Гляди!
Как рыба золотая, в таких же искрах
Парит пред нашими упорными носами,
Под солнцем золотым!
Мы – смелые паломники,
На золотой земле стремимся золото добыть,
И каждой ночью
Мы держим верный курс
К негаснущим из злата звёздам!
И ярким светом золота огни сияют:
И локонов нет ярче, чем волосы златые!
У всех рощ апельсиновых есть золотая суть:
Все утра с чувствами златыми!
И в золотом дожде, согласно старой басне,
Досталась Богу золотому дева!
И в кубках золотых вино – лучится:
На ложах золотых спят короли!
Власть золота иссушит много слёз!
И правит сферами число златое!
О золото! О золото! Вздымаешь страны ты:
О золото! О золото! Орбит всех центр!
На золотых осях вращаются миры:
Моря горят его свеченьем!
Всё пламя светлячков с сияньем золотым,
Сердца старателей наполнены мечтами
О золоте!
Сражают королей златые стрелы.
На золото мы купим имена почётных граждан!
За скудную оплату тяжкий труд
Мы дома выполняли, как рабы, с душевною тоской,
Без света всякого! И вовсе без надежды! О, горе тяжкое!
Тогда бежали ночи быстро и медленно тянулись дни.
Теперь, исполненные счастьем, с желанием трудиться,
Мы в Землю Обетованную мчимся,
Где в шахтах глубоко
Сокровища сияют
Или вдоль русел рек златых
Златые хлопья золотом мерцают!
И долго-долго будем мы
Взвесь жёлтую в протоках промывать!
О Реки! Реки! Движение своё прервите!
Явитесь, отмели! Поток остановите!
Покуда не увидим мы теченье золотое
И в гавани златой приют!
– Быстрее, быстрее, мой господин, – кричал Иуми, – позвольте нам последовать за ними, и из золотых вод, где оно лежит, может появиться наша Йилла.
– Нет, нет, – сказал Баббаланья, – никакой Йиллы там нет! Из вот этой обетованной земли меньше желающих вернуться, чем тех, кто едет туда. Счастье под позолоченным ликом – всё их инстинктивное устремление. Но тщетно, Иуми, они пытаются ухватить счастье. От него мы не сможем ни отщипнуть, ни поесть. Это – плод наших собственных тяжких трудов, медленно растущий, вскормленный многими сосками и окружённый всеми нашими серьёзными заботами. Пока он созревает, его могут искусать морозы, и затем мы прививаем его снова и снова. Глубоко, Иуми, глубоко находится истинное сокровище; глубже, чем золото всего Марди, заложенное у его оси. Но в отличие от золота, что скрыто в каждой почве, – весь Марди пуст. Разве золотыми таблетками и микстурами можно излечить болезни? Хрупкие вены стариков, расширенные молодым вином вены молодёжи? Сможет ли золото вылечить страдания? Повернуть к нам закрытые сердца? Будет ли золото твёрдым центром империй? Этот тяжёлый труд в шахтах бессмыслен. Были бы все острова золотыми шарами в море ртути, весь Марди был бы тогда пустыней. Золото – всего лишь бедность; самая страшная из всех блестящих бед. И чтобы человек не смог обеднеть таким способом, Оро спрятал его со всей другой отравой – селитрой и взрывчаткой – глубоко в горных недрах и в руслах рек. Но человек всё ещё будет искать его и, вырыв, выроет свою погибель. Иуми, Иуми! То, что мы ищем, не заложено в Золотых Холмах!
– Ло, видение! – закричал Иуми, и его руки дико скрестились перед его глазами. – Обширный и тихий залив, опоясанный тихими посёлками: воющие измождённые собаки у травянистых порогов с окоченевшими трупами стариков и младенцев, седые волосы, смешавшиеся со сладкими льняными завитками, поля с прорытыми бороздами, наполненные шиповником, деревянные настилы с разбросанными рукоятками проржавевших топоров, тысяча путей, отмеченных следами по всей стране, ни одного названия, разбросанные следы маркитантов. Над лесом возвышается холм, и долина – ло! – золотоносная провинция! За блестящим грунтом, за странными речными краями и под нависшими утёсами тысячи людей пашут в плывунах и внезапно оказываются в могилах собственного изготовления: с золотой пылью, смешавшейся с их собственным пеплом. Ещё глубже, в более твёрдой почве, лежат другие тысячи рабов, и,
